Нотариус уехала. В доме остались трое. Ганна тихо плакала, уткнувшись лицом в платок. Максим сидел, закрыв лицо руками. А Оксана стояла у окна и смотрела на сад — тот самый, который никогда не станет её.
— Я уезжаю завтра утром, — произнесла она. — Автобус в семь.
— Оксана… — Максим поднял голову. — Разве мы не можем поговорить об этом?
— Поговорить? — она повернулась к нему. — Мы говорили об этом три года подряд. Каждый раз, когда твоя мать давала понять, что я ей не подхожу. И каждый раз ты молчал и не заступался за меня. Я устала от разговоров, Максим. Я устала чувствовать себя чужой в семье собственного мужа.
Она вышла в гостиную и прикрыла за собой дверь. Легла на диван, накрылась пледом. За стеной доносились приглушённые голоса — свекровь что-то говорила сыну, он отвечал ей коротко. Но Оксане уже было всё равно.
Утром она проснулась рано. Собрала вещи, оделась неспешно. В доме царила тишина: все ещё спали. Она вышла на крыльцо, спустилась по ступенькам и направилась к воротам. Солнце только начинало подниматься над горизонтом, а роса мерцала на траве.
— Оксана!
Она остановилась и обернулась: к ней бежал Максим босиком, в одних штанах и футболке.
— Подожди… Не уходи вот так.
Она замерла на месте.
— А как мне уходить, Максим?
Он подошёл ближе, тяжело дыша после бега.
— Я не хочу тебя терять… Я люблю тебя.
— Но этой любви оказалось мало, — прошептала она едва слышно. — Недостаточно для того, чтобы выбрать меня среди других приоритетов. Недостаточно для того, чтобы защитить от своей матери… Недостаточно даже для простых слов: «Это моя жена».
— Я скажу! Обязательно скажу! Мы всё исправим! — он схватил её за руку с отчаянием в голосе.
Оксана мягко освободила ладонь из его пальцев.
— Уже поздно говорить это сейчас, Максим… Ты должен был сказать это тогда — три года назад… Когда мы только поженились… А не теперь… когда я сама поставила точку.
Она пошла дальше к воротам и больше не оглядывалась назад. Слышала лишь его дыхание позади на дорожке… Но он больше ничего не сказал… И это было правильно… Потому что звать уже было некого… Та Оксана, которая готова была ждать и прощать снова и снова – осталась там… А ушла другая женщина… Та самая, что поняла простую вещь: семья – это место принятия… а не терпения…
Через месяц они оформили развод без шума и скандалов. Квартира осталась Максиму; дача отошла Ганне по договорённости сторон. Оксана сняла небольшую студию на окраине города и начала новую главу своей жизни – без свекрови рядом и без мужа, который так и не сделал выбор в её пользу… Но с чувством собственного достоинства – тем самым чувством, которое оказалось дороже любой дачи или квартиры…
Иногда она вспоминала ту ночь за городом: как лежала одна на диване под пледом… как принимала решение уйти… как поняла – достоинство нельзя купить или выпросить… Его можно только сохранить внутри себя… И лучше быть одной – чем всю жизнь доказывать чужой женщине своё право называться частью семьи…
Свекровь звонила Максиму ежедневно: спрашивала о его самочувствии – ел ли он сегодня? Не нужно ли чего? Он отвечал коротко… А вечерами сидел один в пустой квартире… смотрел на экран телефона… На фотографию из парка – где они с Оксаной смеялись вдвоём… Это было ещё до того разговора о наследстве… До того момента… когда он промолчал вместо того чтобы защитить жену… До осознания простой истины: молчание тоже бывает выбором… И тогда он выбрал неправильно…
Через два года Ганна умерла… Как планировалось ранее – дача перешла Максиму по наследству…
Весной он приехал туда один: открыл домик после зимы; прошёлся по комнатам; всё было аккуратно убрано – но пусто до боли…
Он сел на веранде с чашкой чая… И вдруг почувствовал слёзы на щеках…
Он плакал вовсе не по матери…
Он оплакивал ту жизнь – которую упустил своими руками…
Женщину – которая хотела быть частью их семьи…
Но которой так никто этого места и не дал…
Потому что он сам этого ей не дал…
Потому что выбрал стены вместо тепла…
Имущество вместо любви…
Теперь у него была дача…
Но семьи уже никогда больше не будет…
