— Мама, я не поеду на дачу к свекрови, — Оксана сжала телефон так крепко, что пальцы побелели.
Она стояла на балконе своей квартиры, глядя на хмурое небо над городом, и ощущала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Разговор с матерью не приносил облегчения — наоборот, только усиливал чувство безысходности.
— Оксаночка, она ведь уже пожилая женщина, — голос матери звучал устало и примирительно. — Скоро ей семьдесят исполнится. Это всего-то несколько дней. Максим же просит.
Оксана прикрыла глаза. Максим. Её муж, который всегда просит. Никогда не требует ничего от своей матери — зато от неё ждёт постоянного понимания, терпения и уступчивости.
— Мам, ты не понимаешь… — произнесла она едва слышно, чтобы из комнаты её не услышал Максим. — Она опять начнёт: эти взгляды, намёки… Я больше так не могу.
Положив трубку, Оксана вернулась в комнату. Максим сидел на диване с ноутбуком перед собой — экран был включён, но он явно ждал её ответа.
— Ну что ты сказала маме? — спросил он без особого интереса в голосе и даже не взглянув в её сторону.
— Ничего особенного… Слушала очередную лекцию о терпении.
Он тяжело выдохнул. Этот вздох она знала до мельчайших оттенков: вздох человека между двух сторон конфликта; вздох того, кто считает себя жертвой обстоятельств.
— Маме нужна помощь на участке: вскопать грядки, подновить забор… Я один всё это не осилю. Да и она тебя ждёт постоянно — всё спрашивает о тебе.
Оксана хотела сказать ему правду: свекровь интересуется ею вовсе не из теплоты чувств. Ей важно знать лишь одно — что она по-прежнему рядом и под контролем. Но промолчала. Все споры с Максимом заканчивались одинаково: он замыкался в себе и уходил в молчание, а ей оставалось только чувствовать себя виноватой за то, что снова оказалась «не такой» для его идеальной мамы.
Прошла неделя — они ехали на дачу. Старенький автомобиль Максима громыхал по ухабистой дороге; Оксана смотрела в окно и мысленно готовилась к встрече… К выходным-испытанию. На крыльце их уже ждала Ганна: высокая женщина с прямой осанкой и аккуратно уложенными седыми волосами; её улыбка казалась тёплой и приветливой… почти искренней.
— Максимчик! Наконец-то приехали! А я уж заждалась! — обняв сына крепко-крепко, она повернулась к Оксане: — И тебя рада видеть, Оксаночка! Проходите скорее! Чай уже на столе!
Дом встретил их ароматом свежей выпечки и чистотой до блеска. Всё было расставлено безупречно: вышитая скатерть на столе, фарфоровая посуда из праздничного сервиза… Ганна явно готовилась к их приезду заранее.
За чаем свекровь оживлённо рассказывала о соседях да погоде; делилась новостями об урожае клубники… Говорила много и охотно — но взгляд её то и дело задерживался на Оксане: внимательный взгляд-оценка от которого хотелось спрятаться или отвернуться.
— Оксаночка… ты похудела? Или мне показалось? — вдруг прервала свой рассказ Ганна между словами о новых кустах смородины.
— Всё со мной нормально… — ответила та с натянутой улыбкой.
— Нет уж… какая-то ты худенькая стала совсем… Максим! Ты свою жену кормишь как следует? Я ведь тебя учила заботиться о семье…
Максим неловко усмехнулся:
— Мамуль… ну при чём тут я? Она сама следит за собой…
— Вот именно! Сама! А жена должна думать прежде всего о муже! В твои годы я уже троих детей воспитала – при этом всегда выглядела опрятно!
Оксана крепче сжала чашку в ладонях. Началось… Этот неспешный разбор по частям – через сравнения да тонкие уколы; никогда напрямую – всегда окольными путями через «как было у меня».
